Масштабный объем прямых иностранных инвестиций, вложенный в добычу и транспортировку казахстанской нефти, позволил Казахстану в начале 2000-х годов добиться высоких темпов экономического роста.
Рост обеспечила нефть
По данным МВФ, за период с 2000 по 2003 год рост реального ВВП Казахстана в среднем составил 10,5%. По итогам 2003 года, согласно официальным данным, ВВП в реальном выражении вырос на 9,2%, а объем инвестиций в основной капитал – на 10,6%. Эти показатели выглядели весьма впечатляюще, учитывая сравнение с сильной «базой»: в 2002 году рост ВВП составил 9,8%, а инвестиций в основной капитал – 19%. Несмотря на то, что доля инвестиций в структуре ВВП в 2003 году несколько снизилась по сравнению с 2002 годом (с 24,9% до 24,4%), Казахстан, тем не менее, по этому показателю намного опережал остальные страны СНГ. В основном это было достигнуто благодаря притоку прямых иностранных инвестиций, доля которых в общем объеме инвестиций в основной капитал в 2003 году составила 20,7%.
Однако, как всем известно, иностранные инвестиции в Казахстане были и остаются узко сконцентрированными на нефтегазовом секторе, куда было направлено 42% от общего объема инвестиций в 2003 году. Дополнительно 19% от всех инвестиций было вложено в сектор транспорта и коммуникаций, что во многом было также связано с проектами в нефтяной сфере.
Все это позволило Казахстану к тому времени укрепить свои позиции в качестве одного из важных игроков в мире по добыче и поставке нефти. По официальным данным, в 2003 году общий объем добычи нефти и газового конденсата достиг 51,4 млн тонн (1,03 млн баррелей) в сутки, что было на 9% выше уровня 2002 года. Это говорило о том, что объем добываемой нефти в Казахстане вырос в каждом из предшествующих 9 лет. Как показывают данные, в основном это стало возможным благодаря крупным иностранным компаниям, работающим в нефтяном секторе. На долю казахстанской компании «Казмунайгаз», к примеру, пришлось в то время лишь 8 млн тонн (16% от общего объема добычи Казахстана в 2003 году). Как известно, основная часть казахстанской нефти отправлялась и до сих пор идет на экспорт: в 2003 году объем экспорта нефти вырос до 44,3 млн тонн (86% от общего объема добычи), что оказалось на 14% выше уровня 2002 года. В 2003 году экспорт нефти принес в «копилку» Казахстана $7 млрд, что было на 39% больше выручки 2002 года. При этом доходы от экспорта нефти составили 54% от общего объема экспортных поступлений страны по всем видам товаров.
По подсчетам зарубежных экономистов, на долю нефтегазового сектора в то время приходилось 17% от объема казахстанского ВВП. При этом, по мнению исследователей лондонского EIU, этот вклад «топливно-энергетического комплекса» в экономику Казахстана был явно занижен, поскольку нефтяные компании использовали (и продолжают использовать) трансфертные цены при экспорте нефти, которые «перемещают» стоимость на сектор услуг. По оценкам МВФ, доля нефтяной экономики, включая связанные с нефтегазовым сектором услуги, в то время составляла около 25% ВВП и 50% от объема казахстанского экспорта.
Планы – на инновации
Чрезмерная сконцентрированность Казахстана на нефти, вокруг которой до сих пор строятся все правительственные расчеты и прогнозы по ВВП, бюджетным поступлениям, валютной выручке и другие ключевые параметры экономической политики государства, заставили все же власти страны в те годы задуматься о диверсификации экономики страны.
Достаточно вспомнить, как за какие-то несколько лет цены на нефть упали до $12 за баррель в конце 1998 года, подскочили до $30 за баррель в конце 2000 года, а затем снова снизились до $20 за баррель в начале 2002 года. Такая волатильность цен ударила по фискальным позициям многих стран, специализирующихся на добыче нефти. К примеру, в Венесуэле доходы от экспорта нефти упали с уровня 27% от ВВП в 1996 году до ниже, чем 13% от ВВП в 1998 году, а затем к 2000 году эта доля резко выросла до 22% от ВВП.
В этих условиях, в 2003 году, Казахстан пошел на первый системный шаг по преодолению зависимости от нефтяной «иглы»: в стране была принята Стратегия индустриально-инновационного развития на 2003-2015 годы. Этой Стратегией была поставлена амбициозная цель по сохранению роста промышленного производства на уровне 8% в течение всего 12-летнего периода.
В дополнение к принятию Стратегии, Казахстан создал специальные финансовые институты развития, такие как, например, Инвестиционный и Инновационный фонды, которые должны были помочь в диверсификации казахстанской экономики. Кроме этого, правительством были созданы Центр маркетингово-аналитических исследований и Государственная корпорация по страхованию экспортных кредитов и инвестиций, задачей которых являлось стимулирование производительности, продвижение инноваций и внедрение новых технологий. Полагалось, что эти институты развития станут финансировать широкий круг проектов на различных стадиях их осуществления – от выдачи грантов на фундаментальные и прикладные исследования до предоставления кредитов и гарантий для уже действующих предприятий. По официальным данным, правительством при разработке бюджета на создание этих институтов было отведено 46 млрд тенге (1% от ВВП) в 2003 году и 22 млрд тенге – в 2004 году.
За три года до этого, в 2001 году, Казахстан создал самый крупный государственный институт развития – Банк развития Казахстана, с уставным капиталом в $200 млн, для финансирования масштабных проектов в «приоритетных» секторах экономики. К марту 2004 года стоимость активов Банка достигла $629 млн, и банк выдал кредиты на сумму $195 млн, 30% из которых пошло на развитие транспортно-коммуникационной инфраструктуры, а 20% – на финансирование пищевой промышленности.
Создание институтов развития в 2003 году пришлось на время, когда в Казахстане начинал бурно развиваться банковский сектор. По данным МВФ, в 2003 году рост банковских кредитов частному сектору вырос на 41%, а в период с 2000 по 2002 год среднее значение роста банковского кредитования составило 69% в год. Однако, несмотря на такой банковский «бум», казахстанские банки не спешили вкладываться в долгосрочные инфраструктурные проекты, поощряющие внедрение инноваций и стимулирование отраслей с более высокой добавленной стоимостью. Эти проекты требовали масштабного долгосрочного капитала, преимущественно в форме участия в акционерном капитале, и для успешного их внедрения требовалось наличие многих условий, связанных с защитой прав собственности и прозрачностью операционной деятельности предприятий. На проблемы в этом плане указывало значение спрэда по процентным ставкам в казахстанском банковском секторе, который находился в то время на уровне выше 10%. Такое высокое значение спрэда подчеркивало, что банковские институты, несмотря на стремительный рост кредитования частного сектора, все же еще не стали реальными посредниками в финансировании казахстанской экономики и уровень доверия к предприятиям частного сектора был все еще низок.
По мнению зарубежных экспертов, создание финансовых институтов развития с доминирующим участием государства, хотя и было оправданным шагом, однако такая политика открыла поле для огромных рисков. Одним из самых значительных рисков здесь явилось нерациональное использование ресурсов и соблазн для роста коррупции при выборе и финансировании проектов. Особенно, по мнению исследователей МВФ, это было опасно для таких стран, как Казахстан, где опыт «совершенного вмешательства» (государства в финансирование частных проектов) был далек от идеала. Пример многих зарубежных стран, внедривших практику государственных институтов развития, показал, что такие «проводники» инвестиционной и инновационной политики зачастую пали жертвами политического давления и влияния со стороны различных «заинтересованных» лиц. Другой проблемой их функционирования стал непрозрачный механизм управления, который во многих странах привел эти институты к фактическому банкротству. Наконец, сама практика осуществления финансовых операций и инфраструктура таких институтов показала свою несостоятельность в сложных условиях работы финансовых рынков.
Как подчеркивает в своих ранних исследованиях МВФ, на принятие решения о создании институтов развития в нашей стране повлияло увлечение казахстанских властей опытом Юго-Восточной Азии. Именно в том регионе были приняты всевозможные меры по стимулированию промышленного развития, включающие субсидирование избранных отраслей, импортозамещения, а также поддержку убыточных предприятий. Однако, как акцентируют внимание эксперты МВФ, подобное государственное вмешательство в странах Юго-Восточной Азии (Индонезии, Малайзии и Таиланда, например) все же не играло масштабную и ключевую роль в экономическом успехе региона. В частности, согласно исследованиям МВФ, многими упоминается положительный пример Японского Банка Развития. Однако, как подчеркивает МВФ, кредитные проекты Японского Банка Развития были основаны на сложных и прозрачных процессах рассмотрения, с привлечением множественных органов и лиц, представляющих различные уровни общества (работники, промышленники, академический сектор и так далее). Даже с учетом этого, по мнению МВФ, практику Японского Банка Развития трудно назвать абсолютным успехом. К примеру, это касается механизмов прямого кредитования частного сектора. В других регионах ситуация с институтами развития вообще оказалась плачевной. К примеру, в Африке и Латинской Америке создание институтов развития закончилось провалом, и многие из них были закрыты. Среди «оставшихся в живых» институтов многие оказались техническими банкротами и не смогли привлечь новый капитал для финансирования своих проектов.
Отход от нефти все еще на повестке дня
Сегодня, 17 лет спустя после принятия первых мер по диверсификации казахстанской экономики, вопрос о чрезвычайной зависимости положения страны от нефтяного сектора до сих пор является одним из наиболее актуальных для Казахстана. По оценкам зарубежных экономистов, на долю поступлений от нефтяного сектора приходится одна треть казахстанского ВВП.
В среднесрочной перспективе шансы Казахстана на проведение комплексной диверсификации экономики кажутся все еще незначительными, поскольку пандемия коронавируса тяжело ударила по позициям нашей страны и серьезно повлияла на возможности проведения полноценной индустриальной и инновационной политики. В частности, власти Казахстана были вынуждены прибегнуть к масштабному изъятию средств Национального нефтяного фонда, созданного в 2001 году в целях защиты казахстанской экономики от внезапных шоков снижения мировых цен на нефть. По состоянию на конец мая 2004 года Фонд саккумулировал примерно $3,7 млрд, что составляло 10% от ВВП Казахстана. В настоящее время (на конец июля 2021 года) объем резервов Нацфонда составляет порядка $56,9 млрд, что, хотя и намного выше уровня 2004 года, но является самым низким значением с октября 2020 года.
Становится очевидным, что стимулирование конкурентоспособности «ненефтяного» сектора не может основываться на узких шагах по выбору определенных проектов для финансирования за счет государственных институтов развития, а должно базироваться на широкомасштабной стратегии по улучшению производительности всей экономики. Другими словами, меры по снижению издержек для развития бизнеса, устранение бюрократических барьеров и коррупции, а также усиление институтов для полноценного стимулирования производительности частного сектора (судебная реформа, защита прав интеллектуальной собственности и другие меры) будут служить залогом для повышения конкурентоспособности «ненефтяного» сектора. Повышение качества образования и здравоохранения, повышение инвестиций в социальную инфраструктуру также выступают ключевыми условиями для успешного долгосрочного развития страны.
Внедрение и успешная реализация подобных мер до сих пор являются проблемным местом казахстанской экономической политики. Однако еще в начале 2000-х годов, когда власти Казахстана стали задумываться о диверсификации экономики страны, эксперты МВФ подсчитали, что повышение общей факторной производительности на 10% может привести к 20%-ному росту ВВП (при условии продолжения нефтяного бума). И хотя 10%-ный рост производительности в условиях Казахстана является труднодостижимой задачей, в среднесрочной перспективе, по мнению МВФ, это возможно. К примеру, после того, как Казахстан в начале 1990-х годов пережил катастрофический спад производства, связанный с развалом Советского Союза, за период с 1996 по 2001 год наша страна смогла достичь роста производительности на 4,4% в год (24% в целом за период). Это говорит о том, что разумное использование нефтяных доходов может принести потенциальные выгоды и для развития «остальной» экономики.
Асель АЛИШЕВА
